Чай для меня — это идеальный напиток второго плана. Допускаю, что мне просто очень везло с интересной работой и хорошими собеседниками — но ситуация, когда работа или беседа захватывают тебя целиком и полностью, ты на автомате хватаешься за оказавшуюся рядом чашку с перестоявшим и остывшим чаем, отмечаешь на секунду, что чай получился очень вкусным — и продолжаешь работать-беседовать, мне знакома очень хорошо.

Наверное, именно возможность в любой момент найти интересное занятие или поговорить с интересным человеком довели меня до полного непонимания сосредоточенности на чае при его приготовлении и употреблении. У меня лично сосредоточенность на чае сразу превращается в сосредоточенность на себе, а такое пристальное внимание к собственной персоне возможно либо при зубной боли, либо при юношеском самолюбовании, у меня не получается воспринимать его серьезно… Наслаждаться вкусом и ароматом чая гораздо приятнее мимоходом, воспринимая чай как дополнительный бонус к и без тому приятной жизни. «Хорошо пить, когда небо безоблачно» — Аверченко понимал толк в жизни, хотя вот именно эта цитата совсем не о чае…

Напитком второго плана чай стал для меня еще в детстве, когда непосредственное употребление чая было лишь ничтожной частью действий и коммуникаций, случавшихся, например, дома зимними вечерами или летними воскресеньями у деда на даче. По сравнению с походом на родник за водой, возможностью общаться с отцом и дедом, разговорами с соседскими мужиками, охотно учившими меня материться, огнем и дымом, сопровождающими топку самовара, и всем остальным радостным утренним междувременьем (григовское «Утро», кстати, отлично передает это настроение) чай, даже самый причудливый и с пирогами, был второстепенным эпизодом.

Самой большой загадкой для меня было тогда то тихое и спокойное счастье, которое распространяли вокруг себя взрослые люди. Которых я видел и в работе, и на пожаре, и во хмелю, и в силе, и в ничтожестве, и в смерти, и в бане — но никогда покой и счастье не обволакивали их так плотно, как перед воскресным утренним чаепитием. Я понял это состояние только тогда, когда у меня появились собственные заботы. А вместе с ними и осознание ценности тех коротких минут, когда ты силой обстоятельств от этих забот избавлен. Ну вот когда у тебя работа и ты решил, что нужно сделать перерыв — это фигня, а не беззаботность. Потому что ты избавил себя от работы, но не избавил от ответственности. А вот если ты едешь на автобусе на самую противную работу и у тебя там цейтнот, то время в дороге все равно безраздельно твое. Ты этим временем и собой в потоке этого времени никак не управляешь — и поэтому в дороге ты свободен.

Так вот. Утром перед первым чаепитием, пока кипит самовар, окружавшие меня в детстве люди наслаждались свободой от повседневности. И самоварный чай в этой свободе играл свою традиционную роль — он не был ее причиной, но был ее символом. Точно также, кстати, могут работать чайные церемонии — когда время, которым ты никак не управляешь, становится полностью твоим. Чай в чайных церемониях совершенно не важен, но без него никак, потому что именно он является основой ритуала, жесткие рамки которого делают тебя беззаботным.

Конечно, способность чая отлично отрабатывать на втором плане проявляется не только в беззаботности, интересной работе или занимательных беседах. При использовании чая по непосредственному назначению — как напитка — его второплановость тоже раскрывается во всей красе. И на самом простом бытовом уровне, при запивании чаем бутербродов с сыром. И на уровне высоком гастрономическом — в способности чая идеально отыгрывать роль вкусового и ароматического бэкграунда для каких-либо ярких напитков и закусок.

Попробуйте как-нибудь легкий чай с молодым козьим сыром и фиговым джемом — обалдеете.