У Дениса Руденко есть небольшая статья, убедительно отвечающая на вопрос, почему плодово-ягодные вина не так популярны, как виноградные. Если опустить биохимические подробности, то суть этого ответа состоит в следующем.

Нет никаких проблем в том, чтобы сбродить сок, выжатый из малины, вишни или какой-либо еще достаточно сладкой ягоды. Сделать из этого сока хорошее вино немного сложнее — но тоже вполне возможно. И на рынке даже присутствуют вкусные коммерческие ягодные вина (армянские, например). А вне рынка тысячи энтузиастов осенью любовно заливают в большие бутыли сок черноплодки, крыжовника или каких других ягод, со всем уважением выращенных на приусадебных участках или даже собранных в лесу. И все это покупается и пьется — но все равно не идет ни в какое сравнение с вином из винограда.

Фокус в том, что у вина из малины всегда будет вкус малины. А у вина из черноплодки — вкус черноплодки. С вишней, крыжовником, смородиной и все прочими ягодами такая же история — и напитки из них, даже очень вкусные, банально и очень быстро надоедают. И если они интересуют потребителя именно вкусом, а не содержанием алкоголя и/или сахара, то он или бросит пить вообще или будет искать этим напиткам замену — хотя менять малину на землянику тоже, в конце, концов, надоест. А с виноградом все иначе — в разных виноградных винах можно найти самые разные вкусы, часто ничем не напоминающие вкус винограда. И это, как минимум, прикольно. И совсем не надоедает.

Так вот. С чаем классическим и чаем травяным ситуация совершенно аналогична виноградной. Я вот, например, нежно люблю чабрец — в наших краях так называют Тимьян ползучий (Thýmus serpýllum). Для меня это не просто интересное сырье, с которым я люблю и умею работать (сбор по росе для получения грибного оттенка, в жару и после обеда — для медового; трава, цветы и аптечная смесь как продукты с разной функциональностью и все такое прочее… я даже чабрец-альбинос встречал). Для меня чабрец — это еще и травка из уже становящегося легендарным детства, связывающая меня одновременно и с личной семейной историей и с псковскими лесами, в которых среднерусская лесная эстетика сказочно смешалась с лесной эстетикой балтийской.

Но цветов чабреца на год нам на семью нужен небольшой пакетик. Который мы набираем за полчаса расслабленной прогулки с детьми. А если не набираем, то и фиг с ним. Такая же история с мятой, лавандой, шишками корейской пихты, душицей, зверобоем и множеством других вкуснейших штук, который можно добыть в окрестностях Пскова. Или откуда-либо привезти. Вьетнамский жасмин с фантастическим и почти жирным ароматом, равно как и лепестки апельсиновых цветков из Ирана и прочая вкусная экзотика расходуются в год по десятку чайных ложек. Потому что жасмин всегда остается жасмином, а чабрец — чабрецом. Это очень вкусно, но на два раза. А потом нужно или менять траву или начинать комбинировать травы между собой.

Похожая ерунда происходит и с ароматизированным чаем. Он может быть очень вкусным — но, как правило, на два-три чаепития. Случаются, конечно, исключения — как-то году в 1992 году мы на пару с другом (Михалыч, привет!) выпили подряд (не за день, конечно) пачек 15 липтоновского «Эрл Грея» в пакетиках. Но мы тогда увлеченно крутили хвосты компьютерам — и этот чай играл для нас роль субститута табака для людей некурящих, но органически нуждающихся в классическом инженерном перекуре. Но даже при таком раскладе «Эрл Грей» в конце концом перестал лезть в глотку.

Чистый же чай бесконечно разнообразен изначально. И его вкус и аромат чаще всего столь же бесконечно далеки от вкуса и аромата свежего чайного листа (хотя, конечно, есть способы приготовления чая, которые этот вкус сохраняют, но это — редкая экзотика). Именно способность чайного листа неузнаваемо меняться в человеческих руках позволяет одновременно существовать таким разным потребительским чайным культурам, как, например, японская, магрибская и русская.

И именно эта изменчивость чая делает его идеальным повседневным напитком — простым, доступным, почти незаметным и никогда не надоедающим.